О ПАМЯТНИКЕ ИВАНУ ГЮРДЖИЕВУ

Я прочел рассказ Вэйтера о памятнике И. Г. и считаю нужным в интересах истины внести некоторые уточнения. Некоторые из них являются второстепенными, другие, на мой взгляд, существенными. Я полагаю что Вэйтер мог получить не вполне верную информацию, чем и объясняются неточности в его передаче. Не полагаясь только на свою память, я связался с другими членами нашей бывшей группы.

Как говорил товарищ Сталин, - «Нэ так всо это было. Савсэм нэ так».

Сперва о второстепенных вещах.

1. Начну с того, что мы установили отцу Гюрджиева (не Гурджиева!) не «памятник» как таковой, а надгробную плиту (правда, с оградой) (*1).

2. Просьбу об установке надгробия Гюрджиев высказывает во вполне определенном месте: в конце главы о своем отце книги «Встречи с замечательными людьми».

3. «У нас был доступ к неопубликованным документам», - пишет Вэйтер.

«Увы и ах», - как говорил профессор Караваев» (*2).   Н е   б ы л о   таковых документов. В то время из неопубликованных материалов касающихся Г. только и были что его портрет с автографом, найденный двумя членами нашей группы (*3), да один-два документа (найденные не нами, а одним ленинградским ученым), относящиеся к деятельности Г. в Тифлисе и также не имеющие отношения к надгробию.

4. Вэйтер: «Г.И. говорит, что я благословлю того, кто возьмет на себя эту работу…»

Нет, не говорил такого Г. Во-первых, в этом можно убедиться посмотрев соответствующее место в книге. Он просто просит это сделать своих «сыновей по крови или по духу», вот и все. Во-вторых, слова «я благословлю…» вообще не очень-то вяжутся с тем, что мы о нем знаем.

5. «С огромными трудностями были найдены старики, которые еще помнили события того времени, либо помнили людей, которые в них участвовали.»

Опять увы!  Н е  б ы л и  найдены такие старики.

Во-первых, тогда, в 1980 или 1981 году, сам факт существования таких стариков уже был проблематичен. Не знаю как вам, но мне Г. годился бы разве что в прадедушки, тем более   е г о   отец… Это уже что-то из области Рафаэля Лефорта (*4). И если бы даже и уцелел (после всех катаклизмов) кто-то, кто в молодости пережил эту резню, и даже если бы он знал лично (что маловероятно) старика И.Г., то уже о могиле его после этого побоища, устроенного турками, кто бы даже думал? Спасибо, если уцелел…

Во-вторых, Ленинакан (как назывался Александрополь в наше время – не знаю как сейчас), как ни крути, все-таки, город. Где в нем искать таких стариков? Тем более, как могли это сделать два молодых человека, не армяне, не местные уроженцы, приехавшие на несколько часов из Тбилиси, и не говорившие по-армянски? Конечно, кладбищенский сторож мог бы говорить «да, да, что-то такое помню…», но это ничего бы не стоило. А поскольку старое кладбище, если не изменяет память, там было одно, и если где-то похоронили И.Г., то наверняка там, то вот и выбрали место на этом кладбище… 

6. «Затратив большое количество усилий…»

Никаких особенно усилий не было затрачено. Два человека съездили, один из них (назовем его Лэлэ) договорился, затем приехали еще раз на установку и сделали фотографии. В промежутке второй из них (Юра) приезжал пару раз посмотреть как идет дело… Вот и всех-то делов.

7. «… и денег…»

Рублей 500, что-ли… Не даром, конечно, но уж во всяком случае, не «большое количество» для нас. Деньги тогда были, и не такие…

Теперь перехожу к пункту, который считаю принципиально важным.

8. Я считаю, что мы осуществляли это мероприятие не из желания получить какое бы то ни было «благословение», а из признательности Георгию Ивановичу, из благодарности, что ли. Мы считали (и я, в частности), что Г. сделал достаточно для того чтобы мы попытались что-то сделать для него. Иначе все это сводилось бы к какой-то торговле: «Ну что, Г.И., мы твоему отцу поставим надгробие, а ты нам что дашь?»  Я считаю такой подход совершенно неправильным. Он противоречит как эзотерическим, так и просто религиозным принципам, утверждающим, что не следует делать «добрые дела» из желания получить за это   ч т о   б ы   т о   н и   б ы л о.   Об этом говорят и Бхагавад Гита, и Евангелия. Ну и конечно, эта идея часто и настойчиво проводится в суфийской традиции, являясь одним из краеугольных камней суфийского мировоззрения. Да и Кастанеда о том же… И пусть меня извинит начитанный Вэйтер, но я был удивлен его подходом к этому, совсем не маленькому, вопросу.

Ну конечно, еще приятно было относить себя хотя бы в какой-то мере к «сыновьям по духу» Георгия Ивановича (в конце концов, и ЛЛ надо было бросить кусок), но не более того.

Еще несколько существенных, с моей точки зрения, моментов.

9. О «Благословении Гюрджиева».

Не только нет никаких оснований говорить о его «благословении» связанном с надгробием. Более того, нет, насколько мне известно, оснований говорить о «благословении» связанным и с другими, гораздо более важными вещами, как, например, преемственность его учения. Та огромная «Гюрджиевская» деятельность на Западе, начавшаяся после смерти Г. и продолжающаяся и поныне, нередко не только использует его учение (что было бы вполне закономерно), но и ссылается на его авторитет в том смысле, что определенные люди были уполномочены Гюрджиевым (или Успенским) учить других. Так, во всяком случае, это подавалось мадам де Зальцман, насколько мне известно из литературы о Г.И. (нередко обсуждающей этот вопрос). Конечно, никто, как говориться, «со свечкой не стоял», но достоверно известно только то, что Г. сказал перед смертью: «Я оставляю вас в большой неразберихе». Это уж верно… Ну ладно, это отдельная тема.

10. Более того. Передача мистической силы, «благословения», или, по суфийской терминологии, «бараки», привязанной к определенному времени, событию, явлению, доступно далеко не каждому учителю. Так что не только проблематично, стал бы ли Г.И. делать это по поводу такого, в общем-то, не самого актуального события, как надгробный камень. Вопрос еще в том, мог ли он это сделать? При всем уважении, и даже, если хотите,  любви к Г.И., у меня есть большие сомнения в этом. Хотя фантазировать на эту тему можно сколько угодно, мне, во всяком случае, неизвестны факты свидетельствующие в пользу наличия такой возможности.

11. И еще. В том, что написал Вэйтер, более или менее явно сквозит (хотя и с оговоркой) мысль о последовавшей награде. О о том, что в результате установки надгробия «стали сбываться многие желания… Одним из желаний того человека… было разбогатеть. Так оно и произошло…». Далее, как мы знаем, следовал рассказ о походе в ресторан в связи с «Пятым Путем».

Странно, как выборочно работало в таком случае это более чем гипотетическое «благословение»! У одних «установщиков» желания сбылись, у других нет… И нет, чтобы сбылось желание, например, понять Эннеаграмму или выявить и победить главную черту, или что-то в этом роде… Цель была разбогатеть! М-да… Может быть все намного проще? Кто хотел разбогатеть и был способен к этому, тот и разбогател. А камень в Армении здесь и вовсе-то не при чем.

Я не знаю кто водил Вэйтера в «о ч е н ь   дорогой» ресторан. Я знаю двоих Нью-Йоркцев из нашей группы кто могли бы это сделать. Одним  из них, теоретически, мог быть уже упомянутый выше Лэлэ (хотя и менее вероятно). Но этот человек, обладая недюжинной деловой хваткой и кипучей энергией мог разбогатеть и без «кладбищенской» истории. Да он и разбогател (по советским стандартам) раньше упомянутого события.

Другим человеком (что мне кажется более вероятным) мог быть наш «старшой друг», которого я буду называть Бориска (*5). Этот человек тоже разбогател, но за счет того что обирал остальных членов нашей группы и паразитировал на них (в первую очередь, конечно, на Лэлэ). Да и Вэйтера он умудрился «нагреть». Так что еще неизвестно отчего у Вэйтера могли выступить слезы… Вот вам и «Пятый Путь». Есть чему поучиться. И все можно объяснить проще, без всяких там, по выражению Вэйтера, «мистических («магических») связей»…

12. И последнее. Есть еще один вопрос (даже, скорее, тема) связанная с «благословением» Г.И. Как-то раз, год или два назад, в телефонной беседе Вэйтер сказал мне примерно следующее: «А ты знаешь, мы [т. е. наша группа] стали уже легендой». Я до того вообще не думал, что кто-либо знает (не то что помнит) о нас. Но слова Вэйтера как-то запали…

Так вот, граждане. Не знаю что известно читающим эти строки о нашей группе, но я, как один из трех лиц, составлявших ее «ядро», хочу вам вполне официально заявить, что если вы услышите, что мы были школой, знайте, что это неправда. Не было ни школы, ни учителя, ни даже учеников. Да, была группа людей объединенных интересом к идеям Г.-У. и суфизму. Основой была дружба (как бы мы ее себе тогда ни представляли). Впоследствии эта группа благополучно распалась и каждый пошел своей дорогой. Одной из наиболее значительных причин распада группы (хотя и не единственной, конечно) был ускоренный рост хаснамуссианских тенденций в психее нашего «старшого друга», Бориски. Более того, это изменение в его психике дало и другие результаты. Некоторые члены группы (хотя не все, к счастью) серьезно пострадали. Одни приобрели неизбывные «комплексы», другие - тяжелые душевные травмы. Для некоторых (как например для Володи Ковенацкого) это кончилось болезнью и смертью. Так не будем же мы считать это «наградой» за установку надгробия, правда? Странное вышло бы благословение, чтобы не сказать больше. Георгий Иванович в этом, я думаю, не виноват. Что же касается нас, «гюрджиевцев семидесятых», то я еще, может быть, к этой теме еще вернусь, кто знает.

Надеюсь, Вэйтер извинит меня за то, что я ему оппонирую. Что делать? Платон, как известно, друг, но… А то у меня после чтения о «благословении» остался какой-то неприятный привкус. И я решил высказаться. Длинновато, конечно, но зато так как хотел.

Не надо набрасывать этакий таинственно-романтически-мистический покров на прошлое. Настоящее, в общем-то, достаточно таинственно и романтично. И Бог с ним, с «благословением». Нашим благословением было бы правильное  использование идей которые нам оставлены Г.И.  Только это и ничто другое могло бы сделать нас его «сыновьями (равно как и дочерьми) по духу». Аминь.

Засим привет.

Олсуфьев.