Удивление

       — Так, – сказал садовник, – а ты что здесь делаешь? Ведь сад огорожен стеной.
       — Меня занес сюда сильный ветер!
       — А как морковь оказалась выдернутой?
       — Вот так я падал.
       — А в мешке что?
       — Постой-ка, так и я этому удивляюсь!

       Вот тут-то они и удивляются…
       Действительно, одним из наиболее замечательных открытий в литературной подаче юмора является так называемое ‘волшебство фокуса’. Каждому знакомо чувство замешательства и жгучего любопытства: “Как делается волшебный фокус? В чем его секрет?” Что ж, вам объясняют. Давление и напряжение тайны вдруг исчезают: нечто убирают, оставляя незаполненный промежуток. В этом основная причина, почему маги обычно отказываются ‘раскрывать свои секреты’.
       Когда на лекциях или в книгах объясняют, как работают шутки, для чего они используются, или как с их помощью можно развить поразительно эффективные импульсы проникновения, и как они высоко ценятся в подлинных духовных кругах, этот эффект очень ясно заметен в реакциях критиков и публики. Рецензенты пишут, что “это вообще не шутки” или что “вы делаете из мухи слона”, или чувствуют, что “объяснения несодержательны, поверхностны”. Однако ж, если не поддаваться соблазну объяснять, шутки можно использовать так, что их оценят и одобрят, и оппозиции не возникнет. Почему же? Прежде всего, некоторые наблюдатели явно враждебны с самого начала – выискивая, что бы покритиковать. Но все это не должно нам мешать, так как они, согласно поговорке, потребовали бы ‘воды помокрее’, если бы такое было возможно. Они страдают тем, что я называю ‘потребностью возражать’.
       Чувство разочарования, наступающее, когда обнаруживается, что объяснение не столь драматично, как ожидание, заставлявшее наблюдателя делать предположения, вызывает этот спад и последующие насмешки.
       Наиболее частая форма, которую принимает разочарование, – это громкие фразы типа: “как шутка может быть духовной?”, “по-моему, это не очень глубоко...” На самом же деле, сбитый с толку, если не сказать расстроенный, комментатор оказывается в таком же положении, как и мальчик с мухой. Однажды один мальчик поймал муху и расчленил ее. От мухи остались головка, тело, крылышки и лапки – сама же муха исчезла! Он не заметил, что отдельные части, лежавшие у него на ладони, когда они были вместе и действовали, и назывались мухой. Они действовали как муха, и их нельзя не считать мухой. Муха летала. Полет мухи, вопреки замешательству мальчика, был проявлением, по крайней мере, одной из ее функций. Подобным же образом, действие шутки, пока ее не начнут критически анализировать, конечно, неоспоримо. И не вина мухи, что мальчик не может понять, как и почему она летает, или почему части мухи не выглядят как целая муха. Поэтому, когда мы имеем дело с наблюдателем такой же степени поверхностности, мы, конечно, не обязаны скрывать, до чего же, на самом деле, доходит его глупость.
       Однажды мы поставили специальный иллюстративный эксперимент, чтобы продемонстрировать, сколь ограничен насмешник. Четыре филистера, считавшихся, однако, людьми интеллектуально развитыми, отрицали возможность психологического, не говоря уж о духовном, воздействия юмора, заявляя, что они могут “делать то же самое”. Когда же их попросили показать это, двое отказались продемонстрировать свое понимание шуток. Двое других, принявших предложение из спортивного интереса, оказались совершенно не способны провести структурный анализ историй. Возможно, немилосердный зритель заметит здесь, что это была иллюстрация неспособности людей, приученных к власти без ответственности: нет нужды мочь делать что-то, если можно привести достаточно правдоподобные доводы, что этого делать не стоит. Но эти хвастуны являются подтверждением высказывания профессора Роберта Орнстейна: “У того, кто заявляет, что у него голова на плечах, чаще всего просто язык длинный”.
       Вы обнаружите, что люди, обусловленные идеологией и приученные к мелким догмам, часто скрывают это под маской разумности или же настолько обманывают себя, что ведут своего рода двойную жизнь. Они могут выглядеть в высшей степени разумными, но скрывать под этим недостаток гибкости и набор ограниченных взглядов, которые их приучили прятать. С помощью такого камуфляжа они побуждают людей принимать их убеждения; им также недоступны глубокие чувства. Способ отпугнуть их – проверить, могут ли они выдерживать юмор.
       Это одна из причин, почему суфии используют юмор...
       Шутки – это конструкции, и, когда их используют суфии, шутки могут выполнять множество различных функций. Точно так, как мы можем извлечь из шутки юмор в виде питательного содержимого, из нее можно воспринять различные измерения в зависимости от обстоятельств: у шутки нет стандартного смысла. Разные люди увидят в ней разное содержание, и указание на некоторые из ее возможных употреблений, если мы привыкли к этому методу, не лишит ее эффективности. Один и тот же человек может увидеть различные стороны одной и той же шутки в соответствии с меняющимся состоянием понимания или даже с настроением. Эти шутки, как и неюмористические обучающие истории, преподносят нам, таким образом, отменный инструмент для иллюстрации и действия. То, как человек реагирует на шутку, также покажет нам, а возможно и ему самому, его блоки и предположения, поможет растворить их на пользу всем.

Из книги: Идрис Шах. «ОСОБОЕ ОЗАРЕНИЕ : 'Как суфии используют юмор'»

Качество перевода не гарантируется.
См. английский текст: Idries Shah. «SPECIAL ILLUMINATION: 'The Sufi use of Humour'»