Глава 2. В ОДИНОЧКУ В МЕККУ

       Если бы я смог перебраться через Красное море в Саудовскую Аравию, не проходя через Пункт контроля иностранцев, размышлял я, то мог бы смешаться с толпой паломников и преодолеть эти пятьдесят миль вглубь суши до Мекки. Друг Ахунда в Саудовской Аравии возможно даже предоставит мне ночлег, чтобы мне не останавливаться в отеле. Стоило попытаться.
       После трех недель и трех пересадок с самолёта на самолёт, я был в Порт-Судане. Я выработал для себя определённые правила, чтобы не оказаться в невыгодном положении. Я буду пользоваться своим настоящим именем, упоминать о своём пребывание в суфийском монастыре, использовать имя Ахунда, но буду уклоняться от ответа на вопрос о своей национальности и происхождении. Порт-Судан – несомненно приятное место, бледнел перед очарованием запретного Хиджаза, находящегося несколькими милями восточнее. Он был чистым и ухоженным, менее экзотичным, чем арабские земли, жарким, хоть и не таким пыльным, населённым в основном людьми, на лицах которых отчётливо проступали нубийские черты, как на лицах с египетских фресок. Я снял комнату в выкрашенном в белый цвет отеле с ярко-зелёными ставнями и вышел изучать город. Среди гуляющих послеполуденных толп я заметил много индийских и азиатских лиц, и большинство их, казалось, направляются к ряду магазинов в аркаде, продающих сари, благовония, сувениры и всё остальное, что так мило сердцу индийца и туриста. Здесь я и нашёл Мутавассита - купца, хозяина универсального магазинчика, сердечного и дружелюбного. Он, облаченный в белый пляжный костюм, сидел, скрестив ноги, обильно потел и промокал своё худое лицо.
       Я купил веер и, обмахиваясь им, назвал ему своё имя и упомянул, что я знаю доброго Ахунда, святого человека, и недавно был у него в гостях. Мутавассит был весьма обрадован и спросил, что он может для меня сделать, как поживает его друг, не появится ли он вскоре здесь. По его акценту я понял, что он был патан, того странствующего типа, который можно увидеть повсюду на Востоке: они, в конце концов, возвращаются в свои укрепленные деревенские дома с окнами-амбразурами в приграничные области и покупают землю, становясь влиятельными местными гражданами. Покуда же Мутавассит Хан был бизнесменом, стремящимся заработать рупию или две...
       - Я хочу попасть на судно, в Саудовскую Аравию, - сказал я ему. Патан оглянулся вокруг.
       - Кои пэрсопал хэ? - что в переводе с хиндустани означает примерно следующее: "Тебя преследуют?" Я рассмеялся, отчасти с облегчением. Я забыл, что первой реакцией человека из приграничных областей на обращение такого сорта будет мысль, что есть, должно быть, весьма веская причина, чтобы немедленно двигаться дальше, особенно в негостеприимные пустыни Хиджаза. Опасность - это еда и питье для членов патанских кланов.
       Я показал ему суфийский пояс, который Муршид вручил мне как прощальный подарок, частично для того, чтобы вкусить сумасшедшей игры в конспирацию, и частично для того, чтобы избегнуть по возможности дальнейших вопросов. Как только Мутавассит увидел восьмиугольную пряжку под моим жакетом, он оцепенел. "Хукам фармайе" - "Приказывай мне".
       Мутавассит имел долгий опыт в нелегальной иммиграции. Его подпольная сеть проникновения в Саудовскую Аравию существовала ещё со времён паломнического налога, когда ваххабиты брали с каждого паломника тридцать фунтов стерлингов за высадку на их священную землю. Многие находили более дешёвым прибегнуть к "Мутавассит лайн", чем пользоваться более привычными средствами транспорта. Занимался ли Мутавассит также торговлей рабами? Абсолютная чепуха, сказал он мне. Однажды в Порт-Судан неожиданно нагрянули журналисты из нескольких западных газет и опрашивали почти каждого, после того, как где-то появилась заметка, утверждавшая, что саудовцы везут чёрных рабов этим маршрутом.
       - Если они и везут их, - сказал он сухо, - то самолётами, выполняющими чартерные рейсы. У них есть средства, и они возят самолётами и всё остальное.
       Пока всё в порядке. Мутавассит посоветовал мне обзавестись длинной рубашкой, сандалиями и широкими брюками. Это, кажется, было стандартной одеждой в Саудовской Аравии. Сверху этого одевалась широкая арабская накидка вместе с белым куском ткани и чёрной повязкой на голову: "Окал и куффие". Он дал мне маленькую вышитую шапочку и велел перестать бриться, но волосы носить коротко подстриженными.
       - Не говори там по-персидски, - предупредил он, - персы считаются там еретиками, их не любят. Он так и не спросил, какой я национальности. Когда я упомянул, что в Джидде есть кое-кто, кто поможет мне, Мутавассит понял, что речь идёт об Абдаллахе, и назвал его Алиф-Лам: первой и пятой буквой имени. Сначала я не понял, что он использует этот числовой код, и осознал это только тогда, когда Мутавассит упомянул о себе как "Мем-Соад" - также первая и пятая буква его имени.
       Прошло ещё две недели, прежде чем я отправился в путешествие, и моя борода приобрела респектабельность, как и моё знание суданского арабского. Я должен был выйти к заливу и встретить там лодку, которая доставит меня на другое судно. Когда я прощался с ним, Мутавассит сунул мне в руку пять золотых соверенов чеканки королевы Виктории, завёрнутые в кусок ткани.
       - Ты вернёшься?
       - Если пожелает Аллах.
       Через несколько минут я был на рыбацком судёнышке, жутком, протекающем корыте, провонявшем медузами, с которым управлялись три самых чёрных араба, каких я когда-либо видел. Карлики из народца хадрами были одеты только в цветастые набедренные повязки и непрерывно ругались, пока их неуклюжее судно под названием "Сияющая" бороздило тёмные воды в бархатной ночи, качаясь и лавируя, и заставляя своего пассажира менее оптимистично относиться к своему великому приключению. Особенно когда он вспоминал, что рыбаки Красного моря, говорят, выбрасывают незадачливых паломников на необитаемые острова - чтобы вернуться, когда те умрут от голода, и ограбить останки.
       Казалось, прошёл век, прежде чем мы выбрались на берег, на мягкую отмель и мне помогли сойти на священную землю Хиджаза.
       - Да будет долгой твоя жизнь! О, шейх, пройди полчаса в том направлении, и ты увидишь огни Джидды. С верой в Аллаха!
       Я дал капитану соверен и отправился в путь. У меня не было багажа, кроме матерчатого узла с моими документами и египетскими банкнотами, ведь компромисс саудовцев с Западом ещё не дошёл до печатания их собственных денег. Через гораздо меньший срок, чем обещанные полчаса, я действительно увидел сияние огней Джидды - города, чьё имя означает ”Прародительница”, поскольку традиционно считается, что сама Мать Ева похоронена здесь.
       Мои часы показывали, что восход солнца будет через час, и я чувствовал, что было бы глупо входить в город прежде этого времени. Идти мне было некуда, и, насколько я знал, улицы патрулировались. Я никак не смог бы объяснить своё присутствие. Но в пустыне было ужасно холодно, и не было никакого укрытия. Луна ещё не взошла, и я не чувствовал под ногами дороги: только твёрдый песок, окружавший город. Затем я услышал лай собаки, правда, очень далеко, но догадался, что мне не следует оказываться в пределах её обоняния.
       Я вспомнил, что арабы, как говорят, вырывают яму в песке и спят в ней. Но песок казался слишком твёрдым. Поискав руками вокруг себя, я обнаружил дюну, песок которой был мягче, чем что-либо со времён песочниц моего детства. Я убедился, что могу влезть внутрь этой кучи и расположиться с уютом, как какой-нибудь бродяга на сеновале.
       Я лежал, глядя на Джидду, странно спокойный, как будто некий первобытный инстинкт говорил мне, что здесь я, полузакопанный, в безопасности, и думал о часах и днях мечтаний, когда я видел себя в Мекке. Никогда я не видел себя зарывшимся, как животное в нору, и к тому же столь необжитую. Это было больше похоже на истории бегства во время войны: бегства наоборот. Затем я уснул, и мне снилось, что за мной гонятся саудовцы с собаками, но я не могу убежать, потому что мы - саудовцы, собаки и я - качаемся в вонючей, протекающей рыбацкой лодке где-то в Красном море.
       Жар солнца разбудил меня. После восхода прошло уже много времени. С пересохшим горлом, чувствуя головокружение, я полез за сигаретой, потом вспомнил, что курение, говорят, запрещено в Саудовской Аравии. Джидда была менее чем в миле и хорошо видна - группа каменных домов, некоторые из которых были малоэтажными, другие – современными высотными зданиями. Я стряхнул с себя столько тончайшего песка, сколько смог и направился к городу Евы.

Из книги: О. М. Бёрк. "Среди дервишей"

Качество перевода не гарантируется.
См. английский текст: О. М. Burke. "Among the Dervishes"