Глава 9. ДАМАСК

       - Познакомьтесь с Пашой, - сказал инженер.
       С некоторым удивлением я обнаружил, что жму руку знаменитого ближневосточного государственного деятеля.
       Что он здесь делает? Он улыбнулся.
       - Вы, вероятно, не часто участвуете в собраниях дервишей, мой друг, - сказал он, - Вам надлежит знать, что мы путешествуем когда и куда хотим, и общаемся с кем хотим. Только так мы можем делать нашу работу.
       Он задал мне много вопросов о моих делах, неизменно тихим голосом на почти совершенном английском. Я понял, что это человек, с которым нужно считаться. Его выдающаяся карьера, начавшаяся с самого низа, основывалась на какой-то магии, какой-то особой способности, которую не часто встретишь у обычного человека.
       Я спросил Пашу, повлияло ли то, что он дервиш, на его мирской успех. Это, казалось, его очень позабавило.
       - О, да, конечно, вы, западные люди, всегда ищите причину - магическое заклинание, которое объясняет успех или неудачу человека. Но в этом случае Вы правы. Я ничего не делаю, но я факир.
       Поскольку у факиров прозвище - воющие дервиши, и в большинстве рассказов о них есть эпизоды, от которых волосы становятся дыбом: о бандах растрёпанных полунищих, орущих на улицах, - я был несколько озадачен. И сказал об этом. Он заставил меня замолчать одним из своих быстрых жестов.
       - Брат, помни пословицу: "Осел судит обо всех наслаждениях по качеству чертополоха, который он ест". Вы почти никогда не встретите настоящих факиров. Вообрази меня, на дипломатических приёмах в нашей столице, одетого в вечерний костюм, говорящего на европейских языках. Могу ли я говорить о реальных вещах жизни, когда единственные люди на Западе, называющие себя "духовными", по нашим меркам сами неуравновешенны и алчны? Нет, конечно, нет. И я ничего не говорю. Но в собрании такого человека, как наш хозяин здесь, от меня может быть польза. И он может быть полезным мне, ведь именно от него я черпаю свою бараку, силу Учителей и великих людей настоящего, прошлого и будущего.
       Он пожал мне руку, встал и ушёл.
       Появился слуга и объявил, что прибыл глава суфиев, о котором мы говорили. Через мгновение появился он сам, следом за другим слугой. Он был высоким, сухощавым, с крупным носом и густыми чёрными волосами. Он выглядел так, как должен выглядеть испанский аристократ. На нём был строгий европейский костюм очень хорошего покроя, а на голове его была маленькая красная феска. Улыбаясь, он пожал руки всем присутствующим, некоторые из них, очевидно, знали его очень хорошо. Несомненно, в нём было нечто поразительное - то, что называют "личность", когда не могут этого объяснить. Он сел на край софы и молчал.
       - Хадрат, - сказал по-английски наш хозяин, - выпейте, пожалуйста, кофе, почтите нас. Суфий кивнул и ответил на совершенно чистом английском: "Большое спасибо, я выпью".
       Вероятно, чтобы предупредить лавину вопросов, Халид сказал учителю:
       - Мы здесь говорили о так называемых чудесах и их связи с обычной жизнью. Не могли бы Вы что-то сказать на эту тему? - Сам рожденный и воспитанный как патриций, он со всей очевидностью питал к суфию огромное уважение.
       - Чудеса, - немедленно ответил тот, - чудеса происходят каждый день. Сегодня мы можем с помощью науки делать вещи, которые считались бы необъяснимыми в недавнем прошлом. Это, конечно, банальность. Но то же относится к человеческому мозгу, будем называть его так. Разница в том, что для совершения того, что вы называете чудесами, муаджизат по-арабски, нам приходится использовать себя в качестве машины. В этой области, области человеческих отношений, мы не можем использовать мёртвые машины. Людям не нравится использовать себя, потому что они уже натренированы наслаждаться внешними воздействиями или внутренними удовольствиями. Возможность использования человеческого организма для конструктивной цели не привлекает их.
       - Вы имеете в виду, что они не знают, как они могут себя развить? А если бы Вы сказали им, они бы не стали этого делать.
       Наступило молчание.
       - Почему они не будут этого делать? – требовал ответа тот самый человек средних лет.
       - Потому что им придется честно выслушать вас. Это значит - слушать слова, видеть вещи, чувствовать вещи, делать вещи. Людей научили верить, что всё, что можно делать, либо врожденное, как талант, либо этому можно научиться, выстраивая в определенном порядке слова. Это один из самых грубых обманов, которые когда-либо совершались. Другой, совершаемый "психической" школой, - в том, что цели можно достичь, просто думая о чем-то, или делая такие вещи, которые по-разному обозначаются как "медитация", "концентрация", "созерцание" или как угодно иначе.
       - Связано ли это с человеческими переживаниями? - хотел знать художник, - потому что если да, то человеческие переживания, несомненно, могут быть переданы от одного человека к другому: я пытаюсь сделать это своим искусством.
       - Мой дорогой друг. Ваше искусство может быть совершенным само по себе. Мы не обсуждаем этого. Я вернусь к нему, если хотите. Но почти все художники суть лишь предтечи средств массовой информации. Они могут передать, перенести переживание в одной форме, но это будет не активное, а опосредованное, эрзац-переживание. Видите ли, для нас искусство - это не способность стимулировать некоторые эмоции. Это способность совместно чувствовать, и ещё - жить, жить. Я показываю вам фотографию комиксов, и вы улыбаетесь. Я показываю вам телепрограмму, и вы смеетесь или плачете. Разве это значит жить жизнью, разве это вклад в жизнь? Конечно, вы, наверное, чувствуете, что у этого есть своя функция: делать людей счастливыми и снимать напряжения. Но это также мешает росту их интеллекта, отбирает у них волю.

Из книги: О. М. Бёрк. "Среди дервишей"

Качество перевода не гарантируется.
См. английский текст: О. М. Burke. "Among the Dervishes"