Глава 7. ВОЗВРАЩЕНИЕ В КУНДЖИ ЗАГ

       Это никоим образом не было единственным, что случилось в Кунджи Заге. На следующий день Муршид послал за мной и попросил меня рассказать ему, что я думаю о духовных учителях. Это было примечательно, поскольку являлось как раз центральной темой моих размышлений в последнее время. Я осознал, что многое усвоил. С момента моего первого контакта с суфиями здесь, в Кунджи Заге, я нашёл новые измерения в жизни. Помимо интереса и симпатии со стороны своих суфийских друзей, я чувствовал, что во мне самом произошли тонкие изменения. Эти изменения, настолько, насколько это относится к внешнему миру, были в основном материальными. То есть, как я понял, когда присмотрелся к себе, во мне развились способности, которых не было прежде. Они были разных видов. Прежде всего, я не выходил из себя, как раньше. Никто не говорил мне сдерживать свой гнев. Но если раньше я замечал, что часто злился, когда был разочарован или когда мне досаждали, теперь гнев приходил, казалось, только для достижения определённой цели. С другой стороны, мои сражения с арабским алфавитом прежде были тяжёлыми. Читать я мог довольно хорошо, но встречался с огромными трудностями (как большинство западных людей) в изящном написании букв. Большинство бросают свои усилия, а это довольно значительные усилия. Писать, как восточный каллиграф, было достижением, которое я никогда не мечтал сделать своим. Теперь, когда я делал заметки на лекциях, то обнаружил, что достиг этого умения. Я осознал это, когда просматривал пачку заметок и подумал, что их сделал кто-то другой. Я заметил, что материал, который только что записал, был исполнен тем же ровным, опрятным почерком насталик, который ведёт своё начало от классического периода персидской литературы.
       Прочие изменения были слишком многочисленны, чтобы о них упоминать. Некоторые касались способа мышления, некоторые - моих реакцияй то, что было сказано или услышано, другие были связаны с внутренним чувством, иногда похожим на совесть, иногда на чувство достижения или уверенности. Но я понял, что это чувство было каким-то объединением двух или более нормальных чувств, скомбинированных так, чтобы составлять одно целое, некий инструмент особого рода.
       Все это промелькнуло в моём уме, когда Муршид спросил о духовных учителях. Я размышлял над тем, как путь суфиев согласовывался в своих результатах с другими системами; и можно ли было следовать иной системе и получить те же результаты. Это привело меня к вопросу об истинности различных путей саморазвития. И здесь я, как и большинство других, застрял.
       - Путей столько же, сколько и душ человеческих, - сказал Муршид, ожидая моего ответа.
       Я спросил его, кто такие настоящие учителя, и как можно распознать истинного учителя.
       - Сахарную голову ты взвешиваешь с помощью гири или другой сахарной головы, - сказал он со смехом, – одного учителя ты не можешь "взвесить" относительно другого. Тебе приходится "взвешивать" его относительно себя. И вот твоя проблема: "взвешивая" учителя, ты взвешиваешь не инертную вещь. Он может, если пожелает, увеличить или уменьшить свой вес. Ты меня понимаешь?
       - Вы имеете ввиду, что учитель должен принять меня, прежде чем я смогу судить его?
       - Трудность в этом вот какая. Видишь ли, ты не можешь выбрать себе учителя с помощью логики. Причина в том, что логика не распространяется на область, в которой действует учитель. Вот почему лучше, чтобы учитель избрал тебя.
       - Но если логики недостаточно, то, естественно, "незрелый" не способен будет распознать учителя? Разве может учитель появиться перед ним и сказать: "Я твой учитель"? А если он так поступит, ученик не может сказать, настоящий это учитель или нет.
       - Вот почему, - сказал Муршид, - так называемый "выбор учителя" совсем не есть выбор. Происходит вот что. Желающий стать учеником приближается к потенциальному учителю и открывает ему своё сердце. Это значит, что он позволяет себе стать восприимчивым к тому, что учитель говорит и делает. Он должен принять в себя нечто от всей сущности, от целостности личности учителя и его трудов. Тогда может быть установлен контакт. В уме ученика возникает узнавание учителя, признание, что этот учитель для него. Если это распознавание ложно, учитель отсылает его собирать вещи.
       - А если учитель ложный, и оба думают, что произошло настоящее распознавание? - спросил я.
       - В этом случае ты имеешь образование групп, фанатично привязанных к личности учителя, пытающихся утвердить его правоту любым способом и рассказывающих о его чудесах. Это ложные, но также и полезные, хотя и неполные школы. Это стадия, на которой остановились многие аскеты.
       - Тогда как ученик может знать, что он следует настоящему учителю?
       - Ибо что-то произошло внутри него. Это что-то отражается во всём, что он делает. Это не тот же человек, что был раньше, когда завершается процесс перерождения. Изменения в социальных возможностях и материальных достижениях ученика очевидны для каждого: очевидны для совершенно посторонних людей, а они всегда отмечают это. Человека привлекает учитель той же степени искренности, которой он достиг сам.
       - Вы имеете в виду, что люди говорят: "Как ты изменился! Ты стал совсем другим!"?
       - Да, и гораздо больше. Люди начинают чувствовать какую-то силу, исходящую от тебя. Кроме того, ты прогрессируешь в материальном мире настолько, насколько новые способности дают тебе превосходство над обычными людьми. Это, вполне естественно, приносит деньги, имущество, продвижение, счастье. Многие из этих вещей очень, очень очевидны для непосвящённых.
       - Итак, нам необходимо оставаться в миру, хотя бы для того, чтобы этот критерий работал - воздействие, которое мы оказываем на непосвящённых?
       - Да. Это одна из причин, по которой ложные учителя часто проводят всё своё время "вне мира". Там никто им не скажет, что их ученики не прогрессируют как человеческие существа.
       - Но многие несуфийские школы и не утверждают, что способны развить человека так, что он достигнет материального успеха.
       - Именно в этом и состоит абсурдность таких школ. Мы рождены людьми, и все наши потенциальные возможности должны быть использованы. Иначе жизнь - лишь насмешка. Превратить человека в имитацию тотально духовного существа было бы либо попыткой мошенничества, либо (что более вероятно) неверным пониманием аскетизма.
       - А возможно ли быть аскетом и оставаться в миру?
       - Да, конечно возможно. Бывает надобность во временном затворничестве для определённых целей в некоторых фазах работы, но полный уход от мира - это бессмыслица.

Из книги: О. М. Бёрк. "Среди дервишей"

Качество перевода не гарантируется.
См. английский текст: О. М. Burke. "Among the Dervishes"