Глава 3. ТУНИССКИЙ КАРАВАН

       3икр, как мне объяснили, - это танец или, точнее, выполнение серии упражнений в унисон. Цель его - вызвать состояние ритуального экстаза и ускорить контакт ума суфия с мировым умом, частью которого он себя считает. Помня о недавнем широко распространенном интересе к экстатическим состояниям на Западе, когда применялись средства вроде мескалина, ЛСД (лизергиновая кислота) и галлюциногенных грибов, я ожидал, что могу узнать что-то, представляющее неизменный интерес.
       Все дервиши, а не только последователи Мауляны Руми (как неверно считают большинство востоковедов) совершают танец. А танец определяется как телодвижения, связанные с мыслью и звуком или серией звуков. Движения развивают тело, мысль фокусирует ум, а звук сплавляет их и направляет к осознанию божественного контакта, называемого "хал"; что значит "состояние" - состояние пребывания в экстазе.
       Вооружённый этой информацией, я занял место в двойном круге, который образовался посреди зала. Дервиши стояли, пока шейх нараспев читал молитву, предваряющую эту и любую подобную церемонии: призывание благословения на собравшихся, а от собравшихся - на Мастеров "прошлого, настоящего и будущего". Вне круга стояли шейх, барабанщик и флейтист вместе с двумя "ведущими", теми, кто задает ритм танца.
       Начал бить барабан, и ведущие запели высокую, похожую на фламенко мелодию, необычайную и проникновенную. Медленно концентрические круги начали вращаться в противоположные стороны, захватив и меня, медленно двигаясь вперед, концентрируясь на звуке. Затем шейх выкрикнул "Йа Хаади" - "О, Наставник" (одно из девяноста девяти имён Аллаха), и участники стали повторять это слово, концентрируясь на нём, сначала медленно, затем быстрее и быстрее. Их движения соответствовали ритму повторения. Я заметил, что глаза некоторых дервишей приобрели выражение отрешённости, и они стали двигаться неровно, толчками, как будто были марионетками.
       Круги двигались всё быстрее и быстрее, потом я (находившийся во внешнем круге) видел только вихрь одежд и потерял счёт времени. Иногда, с хрюкающим звуком или пронзительным криком один из дервишей покидал круг, и ассистент отводил его в сторону и укладывал на землю, и там он лежал в состоянии подобном гипнотическому.
       На мне начало сказываться воздействие танца, и я обнаружил, что хотя и не испытываю головокружения, но мой ум работает очень странным и незнакомым образом. Это чувство очень трудно описать, настолько оно сложно. Одним из ощущений было облегчение, как будто у меня не было беспокойств, не было проблем. Другое - что я часть этого движущегося круга, и что моя индивидуальность исчезла, блаженно растворилась в чём-то большем.
       Движение продолжалось, и, наконец, я ощутил, что должен как-то высвободиться. И странным образом, как только эта мысль появилась, я очень легко вышел из группы. Когда я шагнул из круга, меня взял под руку шейх, внимательно глядя на меня и улыбаясь.
       Только попытавшись заговорить с ним, я обнаружил, что это невозможно: дервиши создавали такой пронзительный жужжащий шум, что было невозможно услышать что-либо ещё. Я посмотрел на свои часы. Два часа прошло, как показалось, за несколько минут.
       Я вышел во двор, чтобы исследовать свои чувства. Что-то действительно произошло. Прежде всего, луна казалось безмерно яркой, а маленькие горящие лампы, казалось, были окружены всем спектром цветов. Мой ум работал в системе каких-то ассоциаций: как только возникала мысль о чём-нибудь, эта мысль как будто приносила с собой другую, пока мой ум не приходил к какому-то логическому выводу. Пример, может быть, сделает это яснее. Лампы напомнили мне об окне из цветного стекла, а окно о споре, который был у меня с другом несколькими месяцами раньше возле церкви. Затем моё внимание сфокусировалось на этом друге, и в моём уме как будто вспыхнуло видение, как он пожимает руку кого-то рыжебородого. Затем всё поблекло и исчезло. Эти цепочки переживаний оставались со мной около месяца, в течение которого я мог воспроизвести их, подумав о лампах.
       Когда позже я попал в Париж и встретил своего друга, то обнаружил, что он вступил в партнерство с рыжебородым. Этот опыт близко напоминает то, что случилось несколькими годами раньше во время ритуала с господином Вэссоном, американским авторитетом по мексиканским грибам. В том случае было видение его сына в незнакомом окружении, и оно оказалось правильным.
       Ритуал продолжался, а шейх отвёл меня в свою личную комнату, где мы сидели на подушках и разговаривали о значении зикра.
       - Нас часто обвиняют в магии, - сказал он, - и, раз магия признана Исламом, ибо Пророк сказал, что она существует, я не спорю с этим. Но мы работаем в иной среде. Без "странного переживания" мы не можем усовершенствоваться. Возьми такую аналогию: всякое переживание в этом мире на самом деле странно. Когда оно становится привычным или повседневным, мы уже не считаем его переживанием. Но ведь оно существенно в процессе обучения, разве не так?
       - Я понимаю, что Вы не стараетесь произвести на меня впечатление, - сказал я шейху Арифу, - но у меня в основном западный подход к таким вещам, какие мы видели сегодня вечером. Не позволите ли Вы мне исследовать некоторых из Ваших дервишей, чтобы установить, не находятся ли они в неком гипнотическом состоянии, известном на Западе?
       - С радостью, - сказал он, - хоть это и не подтвердит ничего, с нашей точки зрения. Ведь то, что ты называешь гипнозом, есть только начало чего-то, это видимая часть чего-то, невидимого для тебя.
       Мы вернулись в зал собраний и увидели, что несколько суфиев всё ещё кружатся. Чтобы быть уверенным, что я буду в более объективном состоянии ума, я решил отложить испытание до следующего дня. Шейх, чрезвычайно любезно, сказал, что я могу приходить, когда мне захочется. Зайдя за Хамидом на кухню, где он дегустировал дымящиеся котлы с едой, я отправился в своё помещение делать заметки.
       На следующее утро шейх известил нас, что мы можем придти, когда нам будет удобно. Хамид не был слишком оптимистичен относительно успешности исследования дервишей в состоянии "хал", но пришёл со мной в зал собраний. Там мы застали шейха за обильным завтраком из мяса с подливой, которое он ел из миски. Сославшись на самочувствие, я отказался от еды просто на случай, если в ней был какой-нибудь галлюциногенный ингредиент. Дервиши входили и выходили, пожимая руки, говоря Ишк (Любовь) и затем целуя свои руки. Шейх объяснил им, чего мы хотим, и хотя не все сочли это правильным, у нас оказалось одиннадцать человек, которых можно было назвать добровольцами.
       На следующий день шейх, казалось, полностью поддерживал мою идею; он довольно безапелляционно призвал музыкантов и велел начинать. Я держал в руке часы, следя за ритмом музыки и ожидая, когда первый из дервишей впадёт в экстатическое состояние. Первое, что я заметил - что происходящее, по-видимому, не влияло на тех, кто не принимал участие в танце. Музыка и ритм казались теми же, что и предыдущим вечером.
       Через шесть минут первый дервиш – мужчина, приблизительно сорока лет, покачнулся, и был уведен в сторону. Как только он сел, он, похоже, потерял сознание. Когда его толкали или покалывали, он не подавал признаков жизни и дышал очень поверхностно. Я поднял ему веко, но глазное яблоко не повернулось вверх. Зрачки не были расширенными или суженными и не реагировали на свет, когда я зажёг свою зажигалку.
       Из одиннадцати участников девять были в состоянии "хал" через два часа. В отличие от обычных загипнотизированных людей, они не реагировали на слова, обращенные к ним; у них также не было той почти полной неподвижности, которая является одним из характерных признаков загипнотизированного человека. Хотя нечувствительность нервов вызывается обычно только специальным внушением, они, казалось, не чувствовали уколов булавкой или щекотки и без внушения. Это не походило на известные формы гипноза. Обычный гипноз переходит в нормальный сон. Но эти добровольцы переходили прямо в бодрствующее состояние, минуя стадию сна. Более того, не было никакой амнезии, и в течение всего времени они сознавали, что говорилось, и что делали с ними: хотя, по крайней мере, в нескольких случаях (если бы это был обычный гипноз) нужно было ожидать частичной амнезии при такой глубине гипноза.
       Следующим этапом моего испытания была попытка вызвать нормальный гипноз. Лишь трое из одиннадцати вошли в самую лёгкую форму обычного гипноза, что составляет обычную пропорцию для случайной выборки из такого количества людей. Ни один не выказал признаков привычки к гипнозу, то есть, что он приучен входить в гипнотическое состояние любого вида, не говоря уж о глубоком трансе.
       Всё это вместе указывало на большую вероятность того, что транс, в который впадали эти люди, был не того вида, что известен на Западе. Во всех случаях они говорили о трансцендентальных переживаниях во время транса; двое из них даже утверждали, что читали мои мысли. Они говорили, что, находясь в трансе, знали, какой следующий тест я собираюсь предпринять.

Из книги: О. М. Бёрк. "Среди дервишей"

Качество перевода не гарантируется.
См. английский текст: О. М. Burke. "Among the Dervishes"