Глава 3. ТУНИССКИЙ КАРАВАН

       Двигаясь на юг, иногда точно следуя друг за другом, как нанизанные на невидимую нить, иногда рассыпаясь по всей дороге, когда она расширялась, мы то и дело проходили мимо белых куполов над гробницами марабутов. "Африка покрыта этими марабутами, - сказал Хамид, - они отдают свою святость миру. Каждая из этих могил является святилищем и защитой от ареста, равно как и постоянным напоминанием о том, как мы приходим в эту жизнь и уходим из неё. Мы входим в неё с плачем, и, однако же, покидаем её тоже плача".
       Одна гробница находилась в низине, где к поверхности пробивалось немного воды, питавшей единственную росшую здесь пальму. Под деревом стояло несколько кольев - с каждого свисало несколько перевязанных узлами кусков грубой ткани.
       - Правда ли то, что эти лоскуты привязаны здесь, чтобы напоминать святому о помощи тем, кто посещает его гробницу, и что он может помочь им каким-то сверхъестественным образом?
       - Нет, - сказал Хамид. - Ты не прав. Абсолютно.
       - Зачем же тогда они здесь?
       - Это куски одежды, которую носили просители. Барака, внутренняя сила и благословение шейха, который похоронен здесь, образует связь с сущностью человека, чьей одеждой были эти лоскуты ткани. Таким образом, барака передаётся к страждущему.
       - Независимо от расстояния и времени, прошедшего со смерти шейха?
       - Это так.
       - В чём же я был не прав?
       - Ты был не прав, думая, что они о чём-то напоминают шейху. Они просто находятся в контакте с баракой, которая заполняет окрестности.
       - Бывает ли ответ на такие молитвы?
       - Если есть на то воля Аллаха.
       В оазисе, где мы остановились на ночёвку, было два марабута, они живописно расположились на мягко закругляющемся склоне пересохшего русла реки и на каждом из них были свои памятные знаки – крошечные красные лоскутки, молчаливые свидетели нужд многих людей. Один из руководителей каравана разделил путешественников на группы, чтобы они смогли расположиться в тени деревьев, которые беспорядочно росли вокруг гробниц.
       Четыре оборванных негра - самые скромные участники нашего каравана - вошли в ограду ближайшего строения, подняв свои ладони перед входом, как будто согревая их у огня.
       - Они спешат за баракой, - сказал я Хамиду.
       - Да, за баракой - а ещё за едой. Видишь ли, в таких местах набожные путешественники, проходящие здесь, оставляют внутри марабутов припасы для нуждающихся. Обычно это вода, финики, может быть, немного хлеба и даже одна-две монетки. Правило таково, что каждый может есть столько, сколько, как ему кажется, нужно до следующей стоянки, но никто не должен ничего уносить.
       Два ярко разодетых погонщика верблюдов, едва закончив жевать свой хлеб и сваренные вкрутую яйца, вытащили небольшой барабан и флейту и заиграли, держа навязчивый ритм, временами издавая вопли, чтобы придать своему выступлению дополнительную силу. Строгий, огромного роста Сенусси с орлиным носом, сидевший возле них, поднялся на ноги и перешёл в другое место, внутри круга нашей клади, подальше от источника этой оскорбительной непристойности.
       Маленький, беспокойный на вид человечек усадил свою упитанную жену и двух детей в низинке возле солоноватого источника и подошёл к нам.
       - Я собираюсь прочесть молитву на закате солнца, мое имя Бу Хасан. Когда я возглашу "Вставайте на молитву", кто будет имамом? Раз мы не все знаем друг друга, и наш прежний имам оставил караван, мы должны избрать человека наивысшей набожности.
       Хамид молчал, так как его все это не слишком интересовало.
       - Попросите шейха Сенусси, - предложил я.
       Бу Хасан отправился дальше собирать голоса в соответствии с обычаем, а мы набросились на мясные шарики, которые Хамид где-то раздобыл, и вкушали изысканную сладость свежих фиников, которые принёс я. Потом я направился к источнику совершить омовение. Там оставалось лишь несколько капель, потому что воду, собравшуюся после предыдущего каравана, уже почти всю использовали люди и животные. Как это делается в пустыне, я омыл пригоршнями тончайшего песка цвета охры своё лицо, руки и ноги. Это была замечательная, разве что чуть-чуть царапающая кожу, замена мыла.
       Затем, сквозь булькающий рёв верблюдов, вопли детей и невнятность разговоров, в моё сознание врезался громкий призыв муэдзина: "Придите к молитве, придите к спасению…"
       Подобно миниатюрной армии правоверные выстроились за Сенусси, когда Бу Хасан резко выкрикнул, почти как сержант: "Становитесь на молитву, становитесь на молитву".
       Выстроившись справа налево, мы образовали три ряда, обращенные к Каабе в Мекке, через три четверти Африки, за Ливией, Суданом и берегами Красного моря.
       Этой ночью, завернувшись в свой спальный мешок, я спал, совершенно измученный и усталый, ведь езда верхом на верблюдах - нелегко постигаемое искусство.
       Когда хриплый крик предводителя каравана в моём ухе оповестил меня, что уже почти рассвет, я едва мог двигаться. Изможденный и больной, я стонал и чувствовал, что мне понадобится, по крайней мере, день, чтобы прийти в себя, и будь что будет. Но Хамид стал катать меня по земле и бить моё тело кулаками.
       - Это старый трюк, - сказал он, - и обычно к нему приходится прибегать, имея дело с толстым купцом или изнеженной женщиной, не привыкшими к дорогам пустыни, о, Воин!
       После десяти минут такой обработки я снова готов был в путь. Сразу после утренней молитвы мы отправились вглубь пустыни, жуя сушёные финики и смачивая губы водой из бурдюков, сшитых из козьих шкур. Перед тем, как солнце полностью взошло, воздух пустыни казался заряженным жизненной силой; мы шутили, толкали друг друга, и, наконец, вся кавалькада, разделившись на голоса, запела весёлую караванную песню, слова которой были примерно такими: "Идём, идём, нам нужно следовать нашему пути - вся хвала, вся слава, все приветствия Другу!". Аскет Сенусси сносил эту новую выходку с твёрдостью духа.
       На остановке перед Нефтой я заметил, что на дюне прямо над нашим источником резко остановился высокий, прямо держащийся человек на арабском скакуне с украшенной сбруей. Увидев блеск чего-то, отражавшего солнце, я бросился наземь, лицом вниз. Раздался раскат всеобщего смеха.
       - Брат, - сказал Сенусси, впервые обратившись ко мне, - это всего лишь один из воинов Хилали, он рассматривает нас в трубу. - Хамид объяснил, что Хилали был вождём в землях, где мы сейчас находились. Его человек пересчитывал головы, чтобы взять "налог" с главы каравана.

Из книги: О. М. Бёрк. "Среди дервишей"

Качество перевода не гарантируется.
См. английский текст: О. М. Burke. "Among the Dervishes"