|
[Отрывки из воспоминаний о свящ. Владимире Смирнове] Русское православие, к сожаление (как и русское
католичество, и русский протестантизм) очень косноязычно. Косноязычие у
холопов - отчасти средство выживания, отчасти - результат того, что жизнь
подменяется выживанием. Читая воспоминания об о. Александре Мене или об о.
Владимире Смирнове поражаешься тому, как не удаётся мемуаристам выразить то,
что их поражало в этих людях. Впрочем, Мень сам кое-что выразить сумел, среди
мемуаров о нём есть несколько адекватных. А вот свящ. Владимир Смирнов
(1903-1981), хотя и был священником в церкви Ильи Обыденного, когда там
доживали свой век представители "старой" интеллигенции и аристократии,
не нашёл своего биографа. Сборник в его память сух и не интересен, от самого
о. Владимира остались безликие набожные письма. Было бы невозможно (как это
обычно бывает) понять, отчего вокруг него было столько людей, если бы не
один-единственный мемуар - свящ. Виталий Сомов (р. 1937, рукоп. в 1971, в
1990 эмигрировал во Францию). Очень кратко и ясно Сомов перечисляет
конкретные примеры оригинальности Смирнова (Сомов В. Отец Владимир в моей
жизни // Горе имеим сердца. Протоиерей Владимир Смирнов (духовные дети о духовном
отце). М.: Индрик, 2004). Все они на первый взгляд - вопреки
"православию", и многие из учеников Смирнова (напр. о. Вл.
Воробьёв, глава весьма консервативной фракции в Московской Патриархии) никоим
образом не посмеют повторить сказанное своим наставником. Между тем, именно в
этом "неформальном отношении к церковным установкам", как деликатно
называет это Сомов, проявляется своеобразие православие не как отрицания, а
как утверждения. Прежде всего, это бунт против Предания - против тех
самых канонов, которые сделаны православистами святыней. "Превыше всех
правил - любовь. Каноны и правила созданы для спасения людей и поэтому
применять их надо очень гибко". В результате единственный раз, когда
Смирнов настаивал на своём - это когда он приказывал своим "пожилым
духовным дочерям" есть в постные дни молоко и творог. "Единственный" - это означает, что Смирнов
отказывался быть не только "старцем", контролирующим каждый шаг
человека, но хотя бы и "благословителем", "передающим
Предание". На исповеди Смирнов говорил только "Я думаю, что надо
поступить так", никогда - "Поступи только так". "В
отличие от многих духовников, которые на исповеди выпытывают грехи у
человека, он только слушал, что говорит исповедник, и приговаривал: "Бог
милостив". Никогда не ревновал, что его духовные дети ходили и к другим
священникам. "Однажды я дал почитать отцу Владимиру
понравившиеся мне беседы известного католического проповедника Романо
Гвардини, - пишет Сомов. - Возвращая их, он сказал: "Очень хорошо! Это
же чистое православие!" ... О католиках и протестантах он говорил:
"Это же наши братья во Христе". Он говорил о католиках, что у нас с
ними нет никаких принципиальных различий" (С. 124). Православие
оказывается именно в том, чтобы отрицать существование "православия". Православие оказывается "всего лишь"
добротой, мудростью и смирением. "Отец Владимир всегда говорил, что в
жизни далеко не всё можно разрешить наилучшим образом. Когда нельзя совсем
избежать зла - мудрость заключается в том, чтобы из нескольких зол выбрать
наименьшее". В результате, он не только не запрещал контрацептивы, но
даже, как и митр. Антоний Блум, допускал возможность аборта в случае
опасности для жизни роженицы. В биографиях других "православных батюшек"
постоянно фигурирует другая тема: как батюшка отговорил сделать аборт - и всё
кончилось благополучно. Или как сделали аборт - и были тяжёлые последствия,
"Бог наказал". На почве борьбы с абортами фанатики от православия,
католичества и протестантизма совершенно одинаково сходят с ума. Что уж говорить о не столь крупных вопросах: Смирнов не
требовал от супругов воздержания от секса в постные дни, возмущённо отзывался
от духовниках, которые требовали развода или полного воздержания, если один
из супругов неверующий. Через треть века после смерти о. Владимира московское
православие стало таким жёстким, что его ученик с удивлением константирует:
"Не могу представить себе, чтобы отец Владимир не допустил к Причастию
того, кто не был на всенощной или не вычитал правила к Причастию, или не
имеет на себе нательного крестика, или живёт в невенчанном браке. Он даже
никогда не спрашивал о подобных вещах. Он никогда не налагал никаких
епитимий" (124-5). При этом сам Смирнов после рождения сына убедил жену
жить "как брат с сестрой" (Там же, мемуар А.Арцыбушева, с. 31). Но
- для себя человек выбрал трудное, а для других зарёкся что-либо выбирать. С теми, кто был к прихожанам строг, Смирнов "не
спорил, а смиренно, даже как бы виновато, говорил: "Я так не могу, мне
людей жалко" (125). Слово "как бы" тут очень точно передаёт
готовность признать себя отступающим от традиции и готовность далее
продолжать от традиции отступать, одновременно не оспаривая её, традиции,
легитимность. (Свящ. Яков
Кротов. Православие)
(более подробно здесь) |